Деревья, которые росли здесь не одну сотню лет, служили как бы вехами сада, организовывали и возглавляли его части. Восточная граница была означена плакучей вавилонской ивой, от нее шла аллея к центру парка с его куртинами, розарием, беседками. Пятисотлетняя маслина возглавляла молодую масличную рощу. А ещё выше, вокруг «патриарха» — тысячелетнего кевового (фисташкового) дерева, которое местные жители считали таким же старым, как сама земля вокруг, находились маленький домик Стевена, оранжереи, питомники растений, библиотека и еще один «питомник» — училище садоводов, в котором директор сада обучал своему делу молодых людей, присылаемых со всех концов России.

Здесь Пушкин, ещё недавно слушавший в Феодосии проекты Семёна Николаевича. Броневского о разведении в Крыму образцовых садов, мог увидеть воочию, как это осуществлялось в действительности, и услышать, какого упорства и труда стоило это основателю сада.

Дальше дорога вела вдали от побережья, по горе. В Верхней Массандре путники осматривают церковь с дорическим портиком под тысячелетними дубами. Алтарь её хранит источник питьевой воды. Среди окрестных жителей она почиталась, раз в год вокруг церкви жители собирались на трехдневную ярмарку. До Ялты миновали ещё одну крепость, лежащую в руинах, — Палекастро, у Магарача (её стены сохранялись до конца XIX века).

Путешественники открылся сверху покрытый густым лесом мыс, обрывающийся к морю отвесными скалами. Это Ай-Тодор, знаменитый Криуметопон — центральная точка Крымского побережья, главный его мыс, описанный многими древними историками и географами. В пушкинские времена на Ай-Тодоре можно было увидеть только остатки циклопических таврских укреплений, все остальное скрывалось под землей. Сегодня археологи раскопали остатки римских построек I века нашей эры и крепости Харакс. А в Мисхоре неподалеку от развалин разбит ещё в конце XVIII века парк — один из первых прибрежных парков, какие через несколько лет украсят многочисленные новые усадьбы на всем побережье.

На нижних террасах берега можно было видеть алупкинские сады, выдающиеся по своему богатству и плодородию. А рядом уже существовал большой парк, разведенный здесь по приказу князя Потемкина. В Алупке всадники остановились на ночлег.

Пушкин вновь увидел здесь кипарисы, этих деревьев тогда было очень мало на крымском берегу. Три первых были высажены в Алупке, и два из них под именем «потемкинских» сохранялись в парке очень долго. При строительстве своего дворца Михаил Семёнович Воронцов ориентировался на них как на своеобразный центр местности. Их срубили в конце 1940-х годов. А старый фонтан возле бывшей мисхорской дороги можно увидеть и сейчас — на площади, против западного входа в Воронцовский дворец. Сейчас старый фонтан без воды врос в землю, и с трудом можно разобрать на камне полустершиеся письмена: «Горе тому, кто погубит эту красоту».

В нескольких километрах от поселка Оползневое (бывший Кикинеиз) тропа начинает подниматься, приближается к Яйле и переходит в каменную лестницу, высеченную в скалах.

Чертова лестница, или Шайтан-Мердвень, в течение многих веков служит единственным путем, соединявшим горный и степной Крым с Южным его берегом. Старинные укрепления охраняют её и внизу, и наверху — остатки крепостей Биюк-Исар, Кучук-Исар и Исар-Кая (VIII-XIV веков) видны до сих пор.

Но сама Мердвень (в переводе с татарского — «лестница») гораздо старше всех этих укреплений. Один из древнейших памятников Крыма, созданный природой и «подправленный» руками человека за несколько тысячелетий до новой эры. Лестница пробита в массиве горы и идет почти вертикально снизу вверх между двух отвесных скал. Ступени, иссеченные в камне, довольно широки, но находятся на далеком друг от друга расстоянии, а время и воды за тысячелетия сделали их ещё более крутыми. На протяжении почти шестисот метров лестница делает более сорока крутых поворотов и зигзагов. Сооружение её современно циклопическим постройкам древних и пещерным городам.

Подъем по Чертовой лестнице Пушкин запомнил и описал в письме к брату: «По горной лестнице взобрались мы пешком, держа за хвост татарских лошадей наших. Это забавляло меня чрезвычайно, и казалось каким-то таинственным восточным обрядом». Когда же подъем окончился, путники оказались в Байдарской долине, на крыше гор, называемой Яйла. И уже по ней продолжали свой путь.

Долину превозносили все путешественники со времен Потемкина (а особенно те, кто не решались спуститься на побережье по страшной лестнице). Имеющая форму огромного неправильного овала, заставленная со всех сторон горами, она покрыта зелеными садами и густыми лесами, среди которых бегут ее светлые ручьи. Пушкину она напомнила об оставленной России, когда он увидел здесь березу — дерево далекого севера.

Сверху, с Яйлы, Раевские и Пушкин могли в последний раз полюбоваться видом Южного берега, который они покидали. Через Ласпинские ворота открывался живописнейший вид на бухту Ласпи — одну из самых красивых на побережье и до сих пор малообитаемую из-за недостатка воды. Огромная бухта окружена пляжем и каменным хаосом, местами покрытым лесом. С востока её замыкает мыс Ласпи, с запада — скала Айя. (Святая), обрывающаяся к морю крутыми утесами. Ею кончается Южный берег. С неё уже виден туманный скалистый мыс Фиолент, охраняющий маленькую Балаклаву, спрятавшуюся в бухте, а в ясную погоду — и очертания Херсонесского полуострова.

Пушкин со спутниками посетили развалины храма Дианы, ставшие чуть ли не главной достопримечательностью полуострова (традиция прочно связывала это место с именем Ифигении — дочери греческого царя Менелая, спасенной богами от гибели и перенесенной в Крым; по преданию, она стала жрицей храма Дианы). Большинство путешественников, сверяясь с описаниями древних, считало, что храм был неподалеку от Георгиевского монастыря, на мысе Фиолент. Поэт отметил это посещение: «Тут же видел я и баснословные развалины храма Дианы. Видно мифологические предания счастливее для меня воспоминаний исторических, по крайней мере, тут посетили меня рифмы. Я думал стихами. Вот они:

К чему холодные сомнения?
Я верю, здесь был грозный храм.
Где крови жаждущим богам
Дымились жертвоприношенья…

7 сентября, направляясь в Севастополь, путешественники все время едут по территории бывшего Херсонеса, богатейшего в давние времена города. Так же, как и в Керчи, увидеть в этих местах можно было немногое: несколько лестниц, высеченных в камне для схода к пристаням, одну полуразвалившуюся башню, обрушившийся водопровод, очертания некоторых улиц и уцелевшие части стен, которые еще не успели разобрать для строений в городе и по хуторам, погреба с круглыми и овальными отверстиями, высеченные в диком камне, обломки, невыразительные остатки, черепки. Раскопки тогда еще не велись, и каждый проезжающий мог фантазировать в полную меру.

Дорога от Инкермана на Бахчисарай шла среди невысоких лесистых гор со скалистыми неприступными стенами и ровными, как стол, вершинами. Природа создала их как будто для того, чтобы на них поставили города. И действительно, многие крымские, так называемые пещерные, города стояли на подобных горах — Чуфут-Кале, Эски-Кермен, Мангуп.

Город-крепость Мангуп-Кале, бывшая столица княжества Феодоро, стоит на огромном утесе, как на острове, с трех сторон ограниченный обрывистыми неприступными стенами, а с четвертой — защищаемый скальными выступами и огромной стеной. Англичанин Эдвард-Даньел Кларк, видевший его в начале XIX века, писал об ужасающей величественности этой местности, ни с чем в Европе несравнимой.

От города, созданного человеческими руками, путники углубляются в Каралезскую долину и в ней, кроме прохлады и живописных видов, находят ещё и «природные изваяния» —выветренные породы скал, образовавшие фигуры самых прихотливых форм.
Во второй половине дня 7 сентября путешественники доезжают до Бахчисарая, где собираются остановиться на ночлег.